«В России детей готовят как легкоатлетов». Почему у нас не получается вырастить своего Мбаппе
Карьеры русских футболистов ломаются еще в юном возрасте. Карьеры русских футболистов ломаются еще в юном возрасте. Наши победы на юношеских Евро — боль: 2/3 парней выкосили травмы (и рецидивы), минимум человек закрепилось хотя бы в РПЛ, большинство после успеха играли все хуже
Все помнят юношескую сборную России Игоря Колыванова, которая в 2006-м взяла золото Евро. Это была первая победа на юношеском и молодежном уровне со времен СССР. Но в итоге та команда не дала российскому футболу ни одного топ-игрока. Более того, большинство застряли в низших лигах или рано завершили карьеру.
Но еще грустнее, если узнавать их истории подробнее: 2/3 состава получили травмы крестообразных связок, у некоторых были рецидивы, у многих различные операции в раннем возрасте и вынужденные месяцы без футбола.
Тренер Владимир Щербак (работал в юношеской сборной России в другой период) рассказывал, как сломалась карьера его сына — игрока той команды Дениса Щербака. Спустя несколько лет после победного Евро он оперировался 5-6 раз.
У других сборников все тоже было непросто:
— После того триумфа 99 процентов команды было прооперировано, и не раз. Об этом нигде не пишется, — говорил Щербак в интервью «Спорт день за днем» в 2015-м. — Выпала запредельная психологическая и физическая нагрузка, они в тот сезон сыграли где-то около ста игр. Например, Игорь Горбатенко, очень талантливый парень, но у него было пять или шесть операций. Это и паховые кольца, и колени. Только сейчас он оклемался и выходит на тот уровень, на котором реально блистал. Женя Помазан, вратарь, помните? Великолепно играл! Крестообразные связки и колени. Рома Амирханов, крайний защитник, — несколько операций на коленных суставах. Семен Фомин, у него оба колена прооперированы неоднократно. Единственный, кто обошелся без травм, — это Саша Прудников. Наверное, не хватило опыта на местах, где они тренировались, и личного опыта, чтобы где-то себя поберечь, — говорил тогда тренер.
Сборная U-17 под руководством Дмитрия Хомухи, взявшая золото Евро в 2013-м, тоже не раскрылась на полную. В высших дивизионах сейчас играют только пятеро — Баринов, Жемалетдинов, Головин, Зуев, Довбня. Ну, плюс Митрюшкин, который неплохо показывал себя в Швейцарии до того, как потерял больше года из-за травм. Сейчас он пробует пробиться во второй Бундеслиге. У многих других тоже были серьезные проблемы с повреждениями. Александр Макаров из ЦСКА, например, вообще завершил карьеру в 24 года.
Показательно и то, как тяжело пробивались на взрослый уровень таланты из той команды: относительно спокойно это получилось лишь у Головина, Баринова и Жемалетдинова. И то — первый последнее время мучается с мелкими травмами в «Монако», а второй недавно рвал кресты.
Когда из двух золотых сборных относительно готовыми к нагрузкам взрослого футбола доходит 1/3 игроков, а до топ-уровня (хотя бы по российским меркам) — вообще всего трое ребят, очевидно, что есть какая-то проблема подготовки в академиях. И не только в техническом плане, о чем мы регулярно говорим, но и в физическом.
Мы тренируем детей как легкоатлетов: талантливые и быстрые теряют свои качества к 20 годам. Хотя в 15-17 лет у наших ребят феноменальные показатели по «физике», шокирующие итальянцев
О том, почему наши игроки рвут в плане «физики» команды из Европы до 15-17 лет (есть подтверждающие цифры), а потом идет серьезный спад, мы поговорили с научным сотрудником РФС Евгением Калининым. Он является начальником отдела научного-методического обеспечения департамента сборных команд России.
— Может так быть, что мы в какой-то период подготовки загоняем юношей чрезмерными или неправильными нагрузками и, грубо говоря, изнашиваем их возможности, понижаем функциональный потенциал?
— Да, такие моменты действительно есть. Но тут важно понимать: что такое нагрузка и как ее измерить? Если открыть научно-исследовательские работы о футболе в России, то о параметрах двигательной активности (а это ускорения, спринты и скорость) вообще практически ничего не сказано. До 2017-18 годов в России, оценивая нагрузку, работали только с пульсометрами. То есть смотрели суммарное количество ударов пульса и значения в определенных диапазонах. И все.
На сегодня такая методика устарела. Изначально она вообще была сделана для циклических видов спорта, но в футболе совершенно другой вид нагрузки. С 2000-х годов в Европе очень активно происходит смена трекинговых систем. Все фиксируют нагрузку по показателям двигательной активности. Сейчас благодаря РФС мы можем такие вещи получать и фиксировать.
В итоге выяснилось, что в какой-то момент наши игроки действительно не то что не уступают [по скоростно-силовой работе], а значительно превосходят топовые европейские команды в юношеском возрасте.
В 2017 году мы проводили независимую научно-исследовательскую работу с итальянскими специалистами, которые работают с Федерацией футбола Италии. В одной из игр они сами фиксировали данные нашей команды, и после первого тайма подошли и сказали: «Это космос! Мы первый раз видим, чтобы дети в 15 лет показывали такой объем двигательной активности. Это что-то нереальное». По всем критериям мы кратно превзошли команду из Англии. Кратно! Но в итоге проиграли в 2 мяча.
Скажу больше: эти же специалисты в 2019-м проделали то же исследование с одной из наших юношеских сборных, но уже на примере другого поколения — 16-17 лет. И тогда выявили двух ребят, которые по показателям двигательной активности соответствовали игрокам итальянской Серии А! Это было феноменально. И, честно, в голове сложно укладывалось.
Когда такое видишь, начинаешь задумываться, а что мы тогда вообще можем предложить с точки зрения физической подготовки, чтобы дальше совершенствоваться. Пытаясь понять природу этих цифр, мы проводили исследование по другой системе — испанской. Получили те же самые данные.
И здесь мы подходим к одной из главных проблем. Игрок в футболе активно двигается отрезками — в среднем 2-4 секунды, потом пауза, и таких коротких действий за матч может быть от 50 до 100 — в зависимости от сопротивления. Теперь давайте посмотрим, что мы делаем в тренировочном процессе [в академиях]: например, у нас, как в легкой атлетике, присутствует повторный бег на 300, 400, 600 метров. То есть мы заводим себя в некий такой гликолиз, это непрерывная продолжительная работа без снижения интенсивности — от 40 секунд и до 2 минут. Но современная игра требует другого: 2-4-секундного действия, после которого идет пауза 30-60 секунд в зависимости от амплуа. Совершенно разные виды активности.
— Как-то мне на конференции один из тренеров задал вопрос: «Как вырастить нашего русского Мбаппе?» Ответ прост: как только вы снизите объемы нагрузок в тренировочной деятельности, вы увидите, как у вас развиваются игроки.
Потому что сегодня за одну тренировку в течение 60 минут игрок (ну, кроме вратаря) набирает порядка 5 км. Таких тренировок, как правило, две — следовательно, за один день его рабочий объем составляет 10 км. В неделю получается 50 км — без учета игр. В месяц — 200 км. И это объем только в игровых упражнениях. Много это или мало? Ну, скажем, средневики в легкой атлетике пробегают в неделю 80-110 км.
Мы готовим детей как легкоатлетов, — и вся направленность тренировок с этим связана. Если вы откроете учебники по физической подготовке, имеющиеся на сегодня есть в России, вы все эти посылы увидите. И возникает простой вопрос: а футбол — это легкая атлетика? Да, все говорят, надо бегать, бегать, бегать. Но знаете, чем футбол отличается от легкой атлетики? Это торможение. Именно этот вид движения свойственен футболу.
Легкоатлет не тормозит даже в беге на 400 метров с барьерами, он старается технически не потерять скорость, чтобы продолжить спринтерский бег. И поэтому там нет той фазы торможения, как в футболе. Где есть препятствия в виде соперника, мяча, отбора, смены направления. И, что важно, торможение — это главный фактор, который приводит к утомлению.
При торможение передние мышцы бедра проделывают огромную работу, чтобы сдерживать коленный сустав, не дают ему уйти в сторону. И это не как в хоккее, например, где часть энергии погашается за счет фазы скольжения — она уходит в лед, конек. В футболе вся энергия идет в мышцы и суставы.
Теперь представьте: если мы очень много бегаем, то, следовательно, совершаем много торможений. Потому что бегаем в основном без мяча, в отличие от топ-команд. Зритель сфокусирован на мяче, поэтому не замечает, какие большие объемы проделывает отбирающая команда. Следовательно, мы уже на этом этапе тратим больше сил и должны быть в два-три раза лучше готовы, чтобы, перехватив мяч, осуществить переход в атаку. Где потребуется точный пас, эффективное завершение, на которые требуются сильнейшая психическая концентрация и физические возможности.
— В мире практически никто не бегает больше, чем наши игроки. Но что у нас происходит с технико-тактическими действиями (ТТД) на условную единицу двигательной активности? Думаю, здесь мы уже уступаем. И вот в этом вопрос, будем ли мы дальше продолжать больше бегать при сниженной эффективности либо будем идти к увеличению ТТД в единицу времени.
Это интересное противоречие, которое и нужно решить. Мы как раз бросили все силы, чтобы в русскоязычной литературе уже вышло 5 статей об этом, еще 5-6 выйдет в 2022-м на сайте РФС, конференциях, в российских научных журналах. Об этом важно знать. Потому что это вопрос контроля. Чтобы мы понимали, какой объем нагрузок даем, как это отражается на игроках и так далее.
— Больший объемы работы над выносливостью и ее легкоатлетическая направленность могут снижать взрывной потенциал игрока, его стартовую скорость?
— Есть прямая зависимость между объемом и интенсивностью, это знает любой легкоатлет. Проще говоря, объем снижает скорость. Если спортсмен готовится к спринту — 100-400 метров — через кроссы, то он просто не сможет пробежать их. У него будет внутреннее несоответствие энергетических процессов, которые вызваны совершенно другой работой.
Естественно, если мы находим талантливого быстрого игрока и начинаем его готовить через объем, то этот игрок будет развиваться соответственно той среде, где он работает. У нас есть скоростные дети, в 15-16 лет показывающие очень высокие результаты в беге на 10-20 метров.
Но спустя пару лет много примеров, как у этих ребят идет ухудшение скорости бега на 20 метров. В течение 5 лет парень сбавляет, становится менее скоростным. И возникает логичный вопрос: что такое происходит с ним, из-за чего потом о нас делают выводы, что мы не умеем готовить ребят, что у нас спортсмены генетически нескоростные?
— Специалист из структуры «Ливерпуля» Пол Брэдли регулярно делает большие обзоры за условные 5-10 лет, чтобы понять, как меняется двигательная активность в футболе. У них есть динамика с 2005 года! В России эти данные начали собирать с 2018–2019 годов, когда нам уже закупили эти системы. Так вот, обзоры Брэдли показывают: с каждым годом спринтерские действия становятся короче и мощнее. То есть в топ-футболе работа — короткая и взрывная, а у нас — длинная и на выносливость. Плюс у нас в подготовке практически отсутствуют силовые методы и вообще силовыми упражнениями не принято заниматься.
Сегодня примерно известен возраст, когда у нас происходит перелом, который может влиять на физиологические системы организма. Это 16-18 лет, когда идет половое созревание, активный гормональный фон. Вспомните себя в этом возрасте: мы могли и в школе поучиться, и тренировку выполнить, и сходить на вечеринку, при этом мало поспать — и чувствовать себя хорошо. В этот период нам кажется, что здоровья у нас как у богатыря.
Но период полового созревания заканчивается к 18-20 годам, и то, что человек мог делать раньше, становится тяжелей. Идут травмы, растяжения, микроповреждения — и некий регресс. Путь выхода из этого — только в правильных методиках.
Потому что когда происходит переутомление, то сам спортсмен его не ощущает. Это состояние очень сложно поймать. Игрок не сядет и не скажет: «Я устал, мне надо отдохнуть». Он будет настолько перевозбужден, что захочет работать еще больше, ему станет казаться, что он наоборот — недорабатывает. В итоге он будет выполнять тот же объем работы, что раньше, но не за счет резерва работоспособности, а за счет своего здоровья. Все это, конечно, приведет к травмам и перегрузам.
— Есть прецедент: 12-13-летние ребята играют два матча подряд в выходные. В итоге у некоторых за 21 день набегает 9 матчей. Это не слишком много?
— Если говорим о 40-45 минутах игры в день, то это некритично. Но важен контроль ЧСС (частоты сердечных сокращений) — особенно в школьном возрасте, потому что величина пульса в этот период полностью зависит от характеристик индивидуального развития, от генетики. Если ребенок весь матч бегает на пульсе 190 и выше, то есть риск для сердечно-сосудистой системы. Что в будущем будет влиять на работоспособность. Таким игрокам, конечно, нужен отдых.
Но тут стоит отдать должное — в плане сохранности здоровья у нас медицина хорошего качества. Идет серьезный контроль со стороны ФМБА (Федеральное медико-биологическое агентство), проводится диспансеризация, все эти моменты отслеживаются.
Однако тренеры тоже должны использовать свой инструмент — ротацию. Не убивать спортсмена, а сберечь его, чтобы выводить на новый уровень.
— Есть более заметная проблема — многие до сих пор выполняют определенную нагрузку [в тренировках] на большом ацидозе. Это серьезнейшее кислородное голодание, которое приводит к рвотному состоянию организма. Зачем это делают? Чтобы приучать детей терпеть, бороться с самим собой.
Ацидоз достигается продолжительной интенсивной нагрузкой: идет работа на 300-500 метров на пределе, и таких повторений (через паузу минуту-две) порядка 8-12. По поводу этого метода давно идет дискуссия. Я не его сторонник. Не говорю, что это плохо, многие прошли через это и добились высоких результатов, в том числе в легкой атлетике. Но опять же — насколько такой метод целесообразен.
Возможности организма — небеспредельны. Неужели, если мы не доведем ребенка до такого состояния, он не заиграет?
Важно и то, что сейчас технологически Европа нас опережает. К примеру, в Дании уже давно берут глубокими иглами мышечную ткань игроков, чтобы изучать, как она восстанавливается, как мышечные волокна адаптируются к разным нагрузкам. И так делается уже 30 лет, теперь в том числе и в женском футболе.
На базе «Лейпцига» (мы там были со сборной в 2018-м перед игрой Лиги наций) стоят анализаторы крови, газоанализаторы, криокамеры, локальные системы восстановления, то есть фактически целая лаборатория. У нас в Москве таких всего три-четыре, все они подведомственны и работают с олимпийцами. А там такой уровень в структуре клуба.
Или посмотрите, как выглядят игроки Сербии, Словакии, наши недавние соперники: даже анатомически — посмотрите на развитие мышц ног, верхних конечностей, ягодичных мышц, которые очень чувствительны к взрывной работе. Видно влияние новых методик. Посмотрите, как Серхио Рамос делает болгарский присед. У нас же многие избегают силовых упражнений.
Хотя у нас в стране уже более чем 30-40 лет как все давно изучено. Известный советский ученый, автор монографии по специальной силовой подготовки в спорте Юрий Верхошанский много лет работал в Италии, был официальным консультантом Федерации футбола Италии, многие итальянские клубы и сборные команды применяют его идеи и наработки. Но в России работы его и других ученых почему-то не прижились, игнорируются. Хотя для Европы силовая работа — это основа.
— Также там уже норма — анализ слюны на питательные вещества, необходимые игроку для восстановления. Никто не говорит, что итальянцы или немцы не бегают, но они правильно распределяют тренировочные средства. Поэтому могут и в соревновательный период (который длится порой более 200 дней) развиваться физически через игры и не терять работоспособность.
Это все про контроль нагрузок, методологию, которую нам, очевидно, надо совершенствовать, про новые технологии. Понимаете, мы либо будем наугад тренироваться, либо будем соответствовать и следовать современным возможностям.
Многие академии в России всерьез бьются за титулы, забывая про развитие игроков. После 18 лет теряются ребята, которые сразу не показывают уровень
Еще один важный отличительный момент победы юношеской сборной-2006 кратко и четко сформулировал Валерий Непомнящий в интервью «Совспорту»: «Вот вы помните, как играла юношеская сборная Колыванова? Не то что в автобус — в четыре троллейбуса! А впереди Прудников иногда убегал и забивал голы».
О том, почему в России многие академии всерьез бьются за командный результат (и отчего это плохо) и как после 18 лет ребята пропадают целыми командами, мы поговорили со спортивным директором петербургской школы «Алмаз-Антей» Максимом Крычановым. В юности он ездил на просмотр в академию известного английского тренера и игрока Гленна Ходдла и там вдохновился менять наш футбол.
— Главное отличие нас от европейцев — там ставят во главу угла развитие футболиста. Причем этот процесс длится до 20-21 года. Они поступательно готовят игрока к профессиональному футболу, а мы где-то перегружаем ребят ради командного результата, выжимаем из них все соки.
И да, в какой-то момент даже превосходим европейские команды, но потом наших парней, пробежавших 500 миллионов километров к 18 годам, выпускают из академии — и все, их развитием никто не занимается. Если не готов сразу давать результат, тебя просто списывают со счетов. Хотя очевидно, что все развиваются по-разному: кто-то в 17 лет уже мужик, другой к 20 еще не сформировался до конца.
Когда я попал на просмотр в академию Гленна Ходдла (известный английский игрок и тренер. — «Матч ТВ»), там были команды U-24. Собирали ребят, у которых что-то не получилось — по травме или по иным причинам. И некоторые их них находили команды, пробивались в профессиональный футбол. А мы все куда-то спешим — и от этого проваливаемся в [поздних] возрастах, когда люди должны идти дальше в обучении, но их просто бросают.
Понятно, что и сам процесс обучения немного хромает — не хватает методик, планомерной работы. Нельзя написать сочинение по «Войне и мир», не прочитав книгу. В футболе то же самое. Мы все хотим побеждать, это правильно, это спорт, но какой ценой? У меня самого полно этих кубков, которые я повыигрывал в 15 лет. Но толку-то? Что они дают? Да ничего абсолютно!
В России тенденции таковы, что кубок важнее развития игрока. Поэтому где-то хороший мальчишка не получает игровое время, потому что другой повыше, побыстрее и он играет. А тот, что перспективнее, с топовым мышлением, сидит — и затем заканчивает. Просто потому, что физиологически еще не сформировался до конца.
В своей академии мы стараемся работать иначе: хотим играть в футбол, который развивает именно игроков. Например, одна из составляющих нашей философии в том, что мы атакуем пространство. Поэтому вратарь у нас действует как полевой и начинает атаки. Кому-то это кажется странным, да, бывают ошибки, обидные голы, но мы не ругаем игроков, пусть лучше сейчас ошибаются, чем в 25 лет.
Плюс стараемся уделять внимание личностям детей: в академии все питерские ребята, с каждым строим общение. Кстати, именно это меня еще поразило в академии Гленна Ходдла: я приехал из другой страны, не знал английского, но ко мне очень классно относились. Каждый день спрашивали, как дела, как самочувствие. Совсем другая культура, которая идет от тренеров. Стараемся это привносить у нас.
— В чем мотивация академий биться за командный результат? Зачем им эта гонка?
— Во многих академиях, насколько я знаю, контрактная система — то есть тренеров раз в полтора-два года оценивают. Надо ли с ними продлевать соглашение. Естественно, у нас в основном судят по результату. Не по тому, сколько тренер передал игроков в молодежную команду, а по победам в турнирах. Мое мнение, это неправильно.
— Тренер — заложник обстоятельств. Ему нужно кормить семью, он не хочет терять работу. И что, в такой ситуации он будет думать о том, как развить условного Максимку или Валерку? Нет, он будет вынужден делать упор на «физику», чтобы более мощные ребята приносили победы. Чтобы с тренером продлили контракт. Вот и все.
Мы воспитываем команды, а не игроков. В Европе наоборот — идет индивидуализация работы с детьми. В том числе в плане физиологии. В «Лейпциге», «Барсе» у каждой команды академии помимо тренеров по физподготовке есть научный сотрудник, который занимается забором крови, например. Чтобы изучить состояние ребенка, влияние нагрузок, и так далее.
У нас такого нет просто потому, что на один возраст, дай бог, два тренера. В этом плане даже условная Финляндия уже ушла далеко вперед от нас.
— У РФС есть турниры, где за 10 дней дети проводят 6 матчей — в максимально конкурентной среде. «Алмаз-Антей» в одном из таких занял второе место. Как дети переносят такие нагрузки?
— Да, нагрузка серьезная, но важно, как мы занимаемся восстановлением ребят. Если сразу после игры просто пойти в номер лечь, конечно, на следующей день им будет очень нехорошо. Но в нашей школе мы стараемся правильно готовить детей. Это и тренер по физподготовке, и восстановление, и раскатка [на гимнастических валиках], и контроль питания, сна.
Согласен, что такой формат тяжелый для ребят в психологическом плане, не все выдерживают. В этом смысле создание ЮФЛ — это очень круто (в 2019-м РФС запустил дополнительную лигу между детским и взрослым футболом. По идее, она должна помочь талантам плавно входить в проффутбол. — «Матч ТВ»). Парни циклично готовятся и играют раз в неделю. Есть время создать грамотный тренировочный процесс: можно спокойно прописать нагрузки, восстановление, ребята не испытывают стресса, излишнего перегруза, который в любом случае происходит из-за того, что мы часто играем на искусственных полях.
Если не следить за этим, потом полно проблем — колени, задние поверхности бедра. Кто-то может выдержать, а кто-то нет, но это неправильно — мы же не на войну собираемся, это дети.
— Наверное, соглашусь, что до какого-то возраста рациональнее проводить турниры-фестивали (без определения победителя. — «Матч ТВ»), чем турниры по 6-10 дней. На фестивалях ты сыграл 1-2 дня, получил эмоции и потом легко перезагрузился. При этом не выпадая из тренировочного процесса.
Надеюсь, от РФС будут еще интересные мысли [по формату и структуре детских лиг, помимо ЮФЛ]. Но, как ни крути, кадры решают все. Ничего не изменится, если у каждой школы будет база уровня «МЮ», а тренеры станут работать как прежде и для одной цели — побеждать. Нужны качественное обучение, методология, философия, направленные на развитие игроков. И тогда будут и кубки, и медали.
Еще считаю важно, чтобы мы все не боялись быть открытыми, в России этого не хватает. Все равно мы [различные академии] делаем одно дело, наша задача воспитывать игроков для сборной России. Да, на поле мы конкуренты, но за полем должны быть уважение и общение. Правильная, неправильная методика — нужно обсуждать, спорить, делиться. Если мы молчим и просто киваем — это смерть, — говорит Крычанов.
В регионах некоторым приходится тренироваться в коридорах школы или на 1/8 части поля. В Европе в это время целые департаменты по ключевым направлениям
— Считаю, самое главное, что физическая подготовка должна быть индивидуальной, — полагает селекционер юношеских сборных России Дмитрий Кортава. — Под это нужно создавать отделы, департаменты, а не так, что один-два специалиста на всю академию. Вообще, футбол идет к тому, что в школах создаются рабочие группы по ключевым направлениям — по той же физической подготовке, аналитической, ментальной. А у нас про психологию даже вслух не говорят, табу.
Простой пример из взрослого футбола: в «Манчестер Сити», в первой команде, 12 тренеров по физподготовке. Без учета того, что у большинства игроков еще есть и личные тренеры. Ну как мы хотим их перебегать? Если вы зайдете на сайт любого клуба РПЛ, то увидите, что только у «Зенита» четыре тренера [по физподготовке], у «Урала», по-моему, три, а у остальных максимум два.
В детском футболе те же тенденции. Футбол стал дороже, надо создавать условия во всем. А послушаешь, что у нас в регионах творится… Реальные истории: у нас есть программы по обучению тренеров от Минспорта, и там тренеры сами рассказывают: «Ребят, это все хорошо, но мы тренируемся на четвертинке или 1/8 поля. А зимой — в коридоре школы. Потому что больше негде».
Понимаете, да? Вот когда начинают говорить, что у нас огромная страна, миллионы людей проживают, а футболистов нет, то пусть послушают эти истории. Потому что так, наверное, и дальше не появятся футболисты.
— В 2018 году делал текст о том, что даже в супербогатой Москве было всего 5-6 полноразмерных манежей для игры в зимнее время. На весь город.
— Да, это тоже важная тема — у нас юноши работают на полноразмерном поле или на половинке. К сожалению, даже тем, кто тренируются на половинке, многие скажут: «Это вы еще жируете».
Но как ты можешь воспитывать игрока, если в зависимости от размера поля работа серьезно отличается? Когда футболист уже перешел на полноразмерное покрытие, надо тренировать игру на своих позициях, на смежных расстояниях. Допустим, одна из тенденций — занятие по рывку на максимальной скорости за спину игроку. Это практически нереально реализовать и смоделировать на половине поля. Куда он побежит? В трибуну?
Да, кто-то скажет, что раньше так воспитывали игроков. Воспитывали, но раньше и футбол другой был.
— В Голландии ребенка стараются гармонично воспитать в физическом плане: помимо футбольной нагрузки — дзюдо, гимнастика. У нас это есть?
— Да, поверьте, в академиях «Спартака», «Зенита», «Краснодара» все с этим хорошо. На начальных этапах они точно не отстают.
Но вообще надо понимать, что есть разные пути. Один человек рассказывал, как он был в Европе на конференции. Выступают аргентинцы. Говорят: «У нас с самого детства играют жестко на результат, все заточены на победу, парней приучают к борьбе, что надо отвечать результат, много и тяжело тренироваться».
Кто-то их спрашивает: «Подождите, до вас выступали голландцы, они говорили, что не нужно много тренироваться, что это должно быть в удовольствие, что не надо нагружать детей спортивной составляющей, они просто должны получать кайф от футбола». А аргентинцы отвечают: «Да вы этих (ругательное слово) не слушайте. Пускай делают, что хотят».
И что по факту: у Аргентины есть футболисты? Ну, есть. У Голландцев тоже. Хотя подходы кардинально разные.
Самое фиговое, когда мы начинаем искать какую-то волшебную формулу, упражнение, которое нас излечит, поможет. Но такого нет. Сначала надо изучить, что есть у тебя, в твоем районе, на твоей улице, в твоем городе, понять, что ты от этого хочешь, — и делать, пробовать. Вот и все.
— В 2018-м, по данным РФС, больше 50 процентов детских тренеров в России не имели лицензии. Насколько все плохо?
— Не могу говорить за всех, не знаю всей ситуации. Знаю, что сейчас Минспорт вместе с РФС проводит бесплатные курсы по повышению квалификации, по образованию тренеров. Огромное количество специалистов учатся бесплатно, просто надо записаться.
К сожалению, есть тренеры, которые не хотят учиться. Особенно это касается специалистов более возрастных команд. Только чуть ли не под угрозой отчисления из академии их можно затащить на курсы. Поэтому в основном туда ходят тренеры младших групп. И это просто факты, мы проводили опросы.
Часто бывает, что тренерам [на обучении] говорят правильные вещи, они кивают головой, а затем делают что хотят. И потом пеняют не на тренера, что он плохой, а на систему — что его научили плохо.
Но если водитель по дороге, где надо ехать 60 км/ч, едет все 120, то никто не говорит, что во всем виновата автошкола. Никого не оправдываю и не обвиняю. Не говорю, что у нас плохие тренеры, но нам надо всем прибавлять, а не топить одних и гладить по головке других.
— Как думаете, почему у тренеров нет мотивации учиться дальше?
— Хороший вопрос, но у меня нет ответа. Сам себя ловил в похожей ситуации, когда, видя какие-то возможности для учебы, думал: «Да чего я там узнаю нового!» Но если начинаешь так думать, то это уже первый звоночек, не особо хороший.
Недостаток техники и координации сказывается на работоспособности. Наши игроки не уступают французам на прямой, но важнее владение мячом и бег на смене направлений
— Сейчас из нашей жизни в принципе ушла хорошая физкультура, — говорит Вадим Визе, преподаватель в центре обучения тренеров Московской федерации футбола и советник президента «Пюника» по развитию. — Меня, в частности, еще в школе научили прыгать в высоту, преодолевая планку разными способами на высоте 165 см, я потягивался 25 раз, стометровку бежал за 11,7 секунды, все мое поколение играло в волейбол, баскетбол, футбол, зимой — в хоккей. В итоге мы были очень разносторонне развиты. А сейчас ребенок сел в машину, доехал до стадиона, полтора часа потренировался — и домой, а дальше — компьютер, уроки. Но за полтора часа в жизни не станешь футболистом.
В нашем обучении — и детей, и тренеров — не хватает баланса. Тут не надо придумывать сверхвелосипед. Есть так называемый сенситивный (то есть наиболее чувствительный) период, когда у ребенка какие-то способности развиваются наиболее сильно: в 9-12 лет — это быстрота, в 7-12 лет — координация, потом, когда начинается резкий рост, координация и гибкость уменьшаются, с 14-15 лет можно уже заниматься скоростно-силовыми действиями — в основном со своим весом. А у нас бывало, что в 10 лет дети кроссы бегали. Хотя, надо признать, в сильных академиях сейчас такого уже нет, может, осталось в обычных школах.
Но у нас недооценена работа над координацией. В методическом фильме «Аякса» (есть в свободном доступе) специалисты говорят, что чем шире координационная база футболиста к 17 годам, тем больше шансов, что он будет прогрессировать всю жизнь. Разные виды спорта создают больше нейронных связей, мозг становится, скажем так, более пластичным, он легче и быстрее реагирует: надо через себя пробить — ты моментально складываешься, не боясь и не думая слишком долго; надо с лету ударить, положив корпус, — пожалуйста; надо резко затормозить, сменив направление, — нет проблем.
Однако сейчас даже в нормальных тренерских кругах, когда на лекциях начинаю рассказывать о том, что в координации 8 подвидов и на каждый подвид свои упражнения, свой участок мозга задействован, то у многих раскрываются рты. Потому что для многих какое-то упражнение с «лесенкой», два прыжка через барьеры — это все, значит, над координацией с детьми поработали. Это не совсем так.
Вообще, методически до 90-х годов мы были чуть ли не впереди планеты всей по физподготовке, но потом начались проблемы с зарплатами, многие тренеры ушли из профессии, а зашло немало неквалифицированных тренеров или просто бывших футболистов, которые алгоритмы взрослого футбола перенесли в детский.
Процесс обучения — это про другое. Детский тренер прежде всего должен развивать. Чтобы к выпуску игрок владел сотней технически элементов, обеими ногами, знал про групповые взаимодействия, и так далее. У нас иногда вместо того чтобы в 8 лет учить ребенка, как по-разному можно остановить мяч, ездить по турнирам-фестивалям (без очков, без турнирных таблиц. — «Матч ТВ»), устраивают гонку за результатом. В том числе и родители, для которых турниры без результата — нонсенс: как, а кто победил? А кто выиграл? Вот мой лучше всех, он должен быть лучшим, дайте ему приз.
— В Дании, например, до 12 лет вообще отказались от турнирных таблиц и победителей. Просто собрались 6 команд, поиграли — и разъехались. Потому что там понимают: когда ребенок начинает играть на результат, он упрощает свою игру. Нарушается последовательность обучения. Вместо риска и новых финтов ребенка просят сыграть попроще, отдать ближнему. Чтоб турнир выиграть. На этом развитие футболиста останавливается. К сожалению, наш детский футбол помешан на страхе ошибки, а страх всегда закрепощает.
Если же техническая база не заложена, то тут сколько ни бегай, ничего не получится. Если вы откроете инстаграм многих наших ребят, то увидите у кого-то фотки около зеркала — так там такие кубики пресса, почти как у Роналду. Но на поле важны все виды подготовки, нет такого, что выделим один — и заиграем.
Легкость, с которой игроки «Бенфики» или «Барселоны» работают с мячом, позволяет им к концу игры оставаться свежими. И даже сказать: «Давайте еще третий тайм». А если ты закрепощен в верхнем плечевом поясе, если у тебя нарушена координация, то ты тратишь много сил на работу тех мышц, которые не должны быть задействованы в беге со сменой направления, в приеме мяча, в передачах. Все просто: нет хорошей техники, хорошей координации — ты будешь больше уставать. Хотя в условном кроссе ты можешь и обогнать любого футболиста.
Наша сборная, к примеру, по всем показателям работы — по пробегу, по его интенсивности — на последних Евро и ЧМ не то что никому не уступила, мы в половине случаев были лучше тех, кто нас победил в итоге [по счету]. Просто есть сам футбол.
— Вот смотрите — за Испанию на Евро играл 18-летний Педри, он за сезон провел 73 матча, потом в одной из игр Евро выдал 100-процентную точность передач. После Евро ему дали дополнительный отдых, и он через какое-то время попросился приехать в клуб — раньше окончания отпуска. Говорит, особо не чувствовал усталости. Это не потому, что он очень много бегал и прыгал через барьеры. Благодаря легкости работы с мячом, быстрому принятию решений он за матч экономит 300-400 ккал и поэтому быстрее восстанавливается.
Дания нас смяла не из-за «физики», а за счет быстрой работы с мячом, технической подготовленности. И это идет с детства. Посмотрите на Гризманна — у парня 176 см рост, нет каких ярко выраженных физических преимуществ, но как он умно играет. Прежде чем получить мяч, два-три раза успевает крутануть головой, посмотреть, куда бежать, где соперник. Сам он очень координированный, ладненький, у него и травм мало.
Хотя по своим параметрам он бы не в каждой российской академии играл — по тому, как мы понимаем футбол. Сказали бы, левша, невысокий, немощный — ну пусть с левого фланга подает. А в Европе он играет нападающего. Потому что умеет находить пространство, играть в одно-два касания, завершать разными способами, у него надежная техника, координация. И он все время свеженький, никогда не выглядит усталым, вы никогда не увидите, как он уперся руками в колени и дышит как загнанная лошадь.
Физическое в футболе очень тесно связно с координационным навыками, с техническими возможностями. Любого из нашей сборной возьми — он нормально пробежит против француза или немца на 50-100 метров или в кроссе. Мало кому мы уступим. Но важнее, насколько рационально игрок в матче тратит силы, насколько он умеет выполнять мощностную работу — ускорение, резкое торможение, смена направления. Все время на мелких рывках, как Месси, Суарес. Это больше влияет на результат, чем чистая выносливость и умение бегать 15 км по лесу.
