«Теперь до конца дней будешь гнить в армии». Штурмовать дом в Чечне, потерять карьеру футболиста и резко изменить свою жизнь
Невероятная история массажиста «Сочи», чей путь игрока оборвался в 27 лет. Невероятная история массажиста «Сочи», чей путь игрока оборвался в 27 лет.
Александр Рожков прошел удивительный путь: ради шанса в футболе в 17 лет поехал в город, рядом с которым шла война. Из-за публикации в газете попал в настоящий спецназ и даже участвовал в штурме дома в Чечне. Потом поездил по командам второй лиги, претендовал на первую, но подкат в опорную ногу всё сломал.
В 27 Рожков остался почти без денег, сделал три операции и год не мог ходить. В новой жизни работал грузчиком и на скотобойне, но в какой-то момент по совету знакомого врача ушел в массаж. Начинал с «Орла», затем попал в «Аланию» Газзаева, а сейчас трудится в «Сочи».
Бутсы на пять размеров больше, двор опустел из-за наркотиков, 60 подтягиваний за двойку
— Вы из Орла. Самое жесткое воспоминание из детства 90-х?
— Как наш двор опустел из-за наркотиков. Ребята, с кем мы дружили и вместе играли, были постарше меня года на два. И часто собирались в подвале — на гитаре играли, общались. Хотелось от них не отставать. Один раз зашел в этот подвал и увидел, как они кололи наркотики себе в вену. Вот это было страшно. Очень испугался, когда увидел их состояние. Потом становилось плохо даже при простом анализе крови из вены — настолько напуган был.
Ребят во дворе стало меньше — порой даже поиграть в футбол было не с кем. Два-три друга, кого это не затронуло, стали нормальными людьми. Про остальных особо сказать нечего. Много кто пропал, кто умер, кто скололся. Тяжелый момент.
Но время вообще непростое было. Помню, как приходилось сидеть в очередях за талонами на сахар. Это могло длиться весь день — отойдешь, поиграешь в футбол, потом возвращаешься и снова ждешь.
Мама у меня тогда работала воспитателем в детском саду. Они мало получают, поэтому ей приходилось подрабатывать в кинотеатре уборщицей. Я ей тоже помогал лет с 6-7 — полы мыли, подметали. Отец работал на заводе, иногда приносил шнуры для розеток — сидели вместе, скручивали их. За одну розетку давали сколько-то копеек. Чем больше соберешь, тем больше заработаешь.
— У вас отец тоже играл в футбол. Почему не стал профессионалом?
— Его звали как-то в основную команду Орла — «Спартак». Но он работал на заводе — «Химмаш» назывался, а совмещать было нельзя. В итоге он не стал уходить. Ему был 21 год, надо было семье помогать. Он ведь рос без отца, мать одна воспитывала, еще и за младшим братом нужно приглядывать. А завод — это надежный постоянный заработок. Вот моя бабушка ему и не разрешала заниматься футболом профессионально. Хотя он втайне бегал и на бокс, и на футбол.
Потом я родился, вся семья — а это пять человек — жила в общежитии. Условия понятно какие были — не до профессиональной карьеры. Только потом бабушке дали квартиру от завода — и мы переехали туда. Отец мне не говорил, что жалел о том, что остался на заводе. Он за него и в футбол поиграл, и вообще завоевал уважение — был депутатом, ездил в командировки, начал что-то зарабатывать. Стало проще жить.
— Отец сильно повлиял на то, что вы в футбол пошли?
— Он очень рано начал со мной тренироваться. Я еще толком ходить не умел, а он уже брал меня за ноги — и учил ходить на руках. Потом на акробатику отдал, это сильно помогло, хоть и ездил через весь город. За тройку в школе я подтягивался 30 раз, за двойку — 60. Было такое, что домой идти не хотел, потому что получил три тройки и двойку. Хотя учился я в целом неплохо. Но в последние годы больше уходил в футбол.
Боксом мы с отцом только дома занимались. Ставил мне защиту, учил уклоняться, набивал тело. Мы по очереди надевали перчатки — сначала я атаковал, потом он. Достаточно жестко тренировались — бывало, губу разбивал. Понятно, что профессиональных навыков я не имею, но на улице, думаю, не спасую. Было много ситуаций, когда эти занятия пригодились в драках.
— Какие тогда в 90-х были условия в спортшколе?
— Помню, с экипировкой трудности были — как-то всем выдали бутсы, которые были на 4-5 размеров больше. Пытался трое носков надевать, чтобы играть в них, но всё равно нога болталась. Отец мне как-то нашел бутсы — я был один из немногих, у кого они были в то время.
Поначалу я не очень много играл, уступал ребятам, которые помощнее были, но у меня всегда был вагон желания. Постепенно стал пробиваться, в итоге меня и еще одного парня даже перевели в команду 80-го года рождения. И мы выиграли чемпионат России среди 15-летних. Это очень большой успех для Орла. Прошло 27 лет — и еще ни одна команда, ни один возраст этот результат не повторил. Почему? Сейчас всех лучших забирают академии Москвы, Петербурга, Краснодара.
Ссылка в армию за публикацию в газете: служил в спецназе во время войны и штурмовал дом в Чечне
— Как вы попали в команду второй лиги «Моздок» в 1997-м? Там же совсем рядом — в Чечне — война шла.
— Это был фарм-клуб «Алании», они собирали молодых ребят по всей России. Как-то на нас с Виталиком Пановым вышли. В Моздоке тогда военное положение было — отец поначалу не хотел отпускать. Но на семейном совете решили: если хотим кем-то стать в футболе, надо ехать. Там неплохая команда собиралась — из «Моздока» вышли Володя Габулов, Хомич, Джамбулад Базаев, например.
В городе ощущалось, что рядом война. Был комендантский час, постоянно видели военные патрули, ездили БТР и слышались выстрелы, взрывы. Напряжно. Команда тогда жила в общежитии — на третьем этаже, а на втором были солдаты, вернувшиеся с Чечни. Помню, как-то вышли на улицу, а там солдат пьяный что-то орет. Наш капитан пошел его успокаивать, так тот начал стрелять. Видимо, кукушку снесло, пули вверх выпустил, но прям рядом с нами.
Еще запомнился местный почтамт. Тогда интернета не было, и я раз в две недели ходил туда звонить домой — заказывал звонок на минуты две-три. Так в этом почтамте все кабинки постоянно были заняты военными. Кто-то смеялся, кто-то плакал. Неподдельные эмоции тех, кто чуть-чуть это пережил.
— Братья Габуловы, которые родом из Моздока, рассказывали, что с детства знали все модели военных самолетов и вертолетов.
— Да, ко всему привыкаешь. Тем более я потом сам в армию попал — в наказание. Я числился в спортроте, то есть принял присягу, но продолжил играть в футбол, как многие футболисты. Но потом случился эпизод, после которого меня на месяц отправили в настоящий спецназ. Закинули специально, чтобы проучить.
— За что?
— Команда тогда питалась в кафе — где-то в километре от общежития. Соседние села помогали с едой, привезут 10 мешков макарон — и пока не закончатся, будешь их есть. И помню, как мы сидели возле кафе уже после закрытия — и увидели, как заведующая выходит с полными сумками еды. И так несколько дней повторялось.
Виталик Панов обозвал ее, сказал: «Ты чего воруешь?» Она пожаловалась президенту клуба на орловских — нас тогда в команде 4-5 человек было. И я хотя ничего и не говорил, но попал под раздачу. Отправился служить.
Как-то мы стояли по периметру стадиона, обеспечивали безопасность на матче, на котором должны были играть. К нам подошел журналист, как позже выяснилось, «Комсомольской правды», стал спрашивать. И товарищ мой выдал ему: что нас плохо кормят, что условия плохие. В принципе правду сказал: спали на раскладушках, даже стиральной машинки не было, всё руками стирали под холодной водой. Горячей из бойлера хватало только человек на пять, которые первыми шли мыться. Всё это вышло в газете.
Мы как узнали, хотели все номера скупить, чтобы до президента клуба не дошло. Нас уже должны были возвращать в команду. Но он узнал. Сказал: «Как ты мог? Ты теперь до конца дней в армии будешь гнить. Если не нравятся условия, питание, будешь в армии есть».
Помню, зашел расслабленный в военную часть, стою с ноги на ногу переминаюсь, и командир взвода как дал мне — я аж по стенке сполз. Подумал: «Вот попал». Хотя из тех слов в газете я ничего не говорил, но так вышло.
— Как обживались в спецназе?
— Помогло то, что я сам спортсменом был. Там ведь вообще суровые ребята — качки, бойцы. Я с ними заниматься начал, в спаррингах участвовал, в футбол играл, по плацу бегал.
Пару раз даже ездил на боевые задания. Сам напросился ближе к концу месяца. Все поняли, что я адекватный парень, свой, полюбился всем. И меня брали в Чечню — наш взвод ездил контролировать нелегальные бензовозы. Я с автоматом, в боевом снаряжении участвовал в проверке. Меня сразу предупредили: «Только не пали там никуда. Если замес начнется — тогда другое дело. А так — не вздумай первым стрелять». Были наставники, хорошие ребята, с которыми было нестрашно. Мне 19 лет, море по колено.
— Стрелять не пришлось?
— Нет, но выбирались в Чечню с ночевками. Спали в мельницах, я тоже дежурил ночами. Один раз брали штурмом дом, была информация, что там боевики. Мы осмотрели всё, подвалы, комнаты — всё чисто, ни оружия, ничего. Ложная наводка была.
— Неужели страшно не было?
— Нас два БТР ребят было, все обученные. Где-то в кустиках сидишь, потом тихонько к дому пробираешься перебежками. Сердце, конечно, колотилось, было волнительно, но в такие моменты ты об этом не задумываешься.
Так я пробыл в спецназе месяц. В какой-то момент я должен был домой позвонить — родителям. Но в части не давали телефон, а в почтамт не отпускали. В итоге родители позвонили в общежитие, там сказали, что я в армии. Они связались с президентом клуба, попросили, чтобы меня вернули. Через несколько дней снова был в команде.
Отношения с президентом клуба потом наладились — мы сдружились, я и капитаном был, и лидером на поле. Пять лет после этого еще отыграл. Он, кстати, неплохим президентом был — многое для команды делал. Зарплаты были какие-никакие, питание. Но понятно, что с тем, что сейчас, не сравнить. Совсем другая жизнь.
— Что самое суровое в армии видели?
— Видел, как срочников, которые убегали из части, били. Издевались над ними. Это был неприятный момент, я ведь попал еще под ту армию, которая была очень суровой. Люди на кулаках столько стояли, что они у них гнить начинали. Помню, как «крокодилов сушили». Это когда ты стоишь руками и ногами на спинках кровати и держишься на весу. Если упадешь, снова встаешь.
— Как вы тренировались, если был комендантский час?
— Днем можно было свободно перемещаться. Мы и после тренировок оставались — играли русские против осетин. Мы были будто «Спартак», а они — «Алания». Такая заруба была — никто никого не жалел. Считаю, этот момент много дал мне в плане развития, когда ты играешь против мужиков.
Понимал, что если не пойду в борьбу, то свои же потом разнесут в раздевалке. Помню, как-то из-за меня гол забили — я стоял в стенке и отвернулся, пропустив мяч. Когда в перерыве зашел в раздевалку, капитан сходу разбил мне лицо. Потом вышел на второй тайм — забил и отдал, выиграли 2:1. Такое было, но, думаю, это закалило меня.
При этом мы потом все очень дружными стали. До сих пор со многими ребятам вижусь, общаюсь.
— О второй лиге много историй про судейские беспределы. Было такое?
— Много, да. Как-то в Махачкале играли, идет угловой, и кто-то упал в штрафной. Судья свистит — пенальти. Подбегаем, спрашиваем, за что. А он: «Не поверю, что кто-то кого-то не держал». В Черкесске нам один раз рукой забили — игрок вообще не прятался, просто выпрыгнул и ударил рукой.
Были истории и в нашу пользу. Когда играл в Назрани, к нам боялись ездит. На стадионе были военные с оружием — и им не возбранялось в воздух стрелять, если гол был или что-то еще. Там же вообще обычаи такие — на свадьбе постоянно стреляют. Помню, у нас тогда тренер был русским, рядом с нашей тренировкой свадьба была — и начали стрелять. Так он рухнул на землю, думал, боевые действия начались — они там тоже рядом проходили. Местные все, конечно, посмеялись с него.
Карьеру оборвала жесткая травма: три операции, почти год не ходил вообще, игрок соперника извинился только спустя четыре года
— Вы всю карьеру отыграли во второй лиге. Был шанс подняться выше?
— Дважды. В 2005-м меня звали в «Волгарь», два месяца тренировался, был в основе практически всегда. Но потом «Черноморец» из Новороссийска снялся с Высшей лиги — и тренер взял оттуда пять знакомых ребят бесплатно. А меня убрали.
Второй раз звали в первую лигу в Пятигорск. Опять — всё нравится, должны были оставить, но потом тренер поменялся. Друзья предложили поехать в Элисту. Планировалась хорошая команда, обещали дать 10 тысяч долларов подъемных (правда, в итоге не дали), зарплаты были на уровне. В итоге поехал, а когда начали звонить из Пятигорска, спрашивать, где я, говорить, что всё по-прежнему в силе, ответил им: «Остаюсь в Элисте».
— Та команда обанкротилась через несколько месяцев, а вы во втором матче получили ужасную травму.
— Пробрасывал мяч на скорости, а защитник влетел мне в опорную ногу. Так перекувырнулся, что воткнулся плечом в газон — порвал связки. А нога вообще в сторону отвисла — многооскольчатый перелом обеих костей: большой и малой берцовой со смещением. Речь шла о том, чтобы просто ногу спасти. Люди в таком ужасе были, что просто доигрывали матч, никого не трогая, счет 2:0 был.
Вся команда соперника на следующий день пришла в больницу, а этого парня, который мне ногу сломал — Жуненко [Сергей] его зовут — не было. Они все извинялись за него, говорили, чтобы я не обижался. Говорил им: «Я просто хотел его глаза увидеть, а не ваши. Вы-то тут при чем?»
Честно скажу, была обида на него, но близкие подсказали, что нужно забыть и простить. Иначе самому тяжелее будет с этим жить. Хотя были те, кто говорил: «Хочешь поедем, ноги ему прострелим». Есть у меня такие друзья. Но, в общем, оставил эту тему. Потому что нельзя мстить — сверху всё видно.
Там ведь этому моменту способствовало то, что я завелся и закусился с другим игроком. Он меня матом обозвал, а я отмахнулся в борьбе локтем. Жуненко это увидел — и через две минуты поймал меня. То есть всё тоже не просто так, это я уже потом анализировал. Мне этот момент еще полгода снился — я просыпался, вздрагивал.
— Пересекались потом с Жуненко?
— Он славился тем, что был таким костоломом. За «Ротор» играл, это высшая точка его карьеры. Но после того момента, когда ему игр десять дисквалификации дали, закончил. Начал тренерскую карьеру. Года через четыре мы встретились — я уже был массажистом. Он с улыбкой поздоровался, потому что не узнал. Когда я напомнил, видно было, что ему стыдно стало. Извинялся, говорил: «Заходи, посидим, выпьем — пообщаемся. Я виноват, да».
Отвечал: «Не нужны мне твои извинения, не собираюсь их принимать. Пусть это останется у тебя на сердце. Обиду не держу, но и садиться с тобой за один стол не хочу. Ты сделал немужской поступок». Понимаю, что всё может случиться, но надо найти в себе достоинство прийти, посмотреть в глаза и извиниться.
— Объяснил, почему в больницу не пришел?
— Начал как-то отмазываться, но это даже неинтересно слушать было. У нас есть общие знакомые, он мог найти мой номер телефона. Но делать этого не стал. Сейчас, насколько знаю, у него всё наперекосяк — и в карьере, и в семейной жизни. Не злорадствую, но на всё воля божья.
— Сколько вы восстанавливались от этой травмы?
— Полтора года. Год почти не ходил — одна операция, вторая, третья. Помню, как вышел из больницы — а вокруг уже всё цветет, лето. Удивился. Делали костную пластику, потом полгода носил аппарат Илизарова. «Элиста» оплатила только первую операцию, потом клуб обанкротился. Тратил деньги, которые на свадьбу подарили.
Спасибо огромное жене, которая очень поддержала. Сказала: «Если ты, не дай бог, даже без ноги будешь, я готова жить с тобой, помогать». У нас ведь еще свадебное путешествие должно было быть, а в итоге я на полтора месяца уехал в больницу — на вторую операцию.
Мечтал вернуться в футбол, хотя и не особо понимал, получится ли. Во время лечения познакомился с доктором Владимир Хохловым, он и в ЦСКА работал, и в «Ростове», в Самаре. Вот он и посоветовал: «Перелом сложный. Можешь не восстановиться, надо надеяться, чтобы нога вообще нормально срослась. Но можешь остаться в футболе в качестве массажиста. Я помогу».
Когда вернулся в Орел, попал на курсы массажа. Было десять девушек — и я. Еще перед этим прочел книги три про массаж, начал на себе пробовать, на близких. На курсах получил много практики, и стало прям интересно. В 2007-м попал в «Орел». Клуб обанкротился — и упал в любители. Президент звал к себе, сказал: «Возьму массажистом, а если восстановишься — будешь играть».
Я стал тренироваться с командой, но потом случился поворотный момент. Меня не выпустили против Брянска даже на десять минут (а для нас это прям дерби), это должна была стать моя первая игра за полтора года. Мечтал об этом. В итоге психанул, уехал прямо с матча, а мне ребята потом передали слова тренера: «Пусть определится — он либо футболист, либо массажист».
Понял, что надо о семье думать — жена забеременела тогда. А массаж хоть какой-то доход стал приносить. Продолжил тренироваться с командой, но дальше нацеливался именно на массаж. Потом еще поиграл по любителям на первенство области, но в профессиональном футболе больше не выходил.
Перед тем, как стать массажистом, работал на скотобойне («добро пожаловать в ад»), строгий и спортивный Газзаев, банкротство «Алании»
— До попадания в «Аланию» в 2011-м вы работали на скотобойне. Как так получилось?
— Не только там. Я тогда еще не зарабатывал массажем, получал небольшой оклад в любительской команде и в межсезонье активно искал дополнительную работу. Потому что зарплата зимой не платилась.
Какое-то время работал грузчиком в ночном клубе, разгружал пивные баки. Потом, да, устроился на скотобойню — у меня там друг работал. Но там люди реально не получали деньги, а зарабатывали. Очень тяжелая работа. Смена стоила 1000 рублей, ты вкалываешь по 16 часов, домой приходишь — и утром руки поднять не можешь, пока не потрешь хорошо. Выходных практически нет — в эти дни ты убираешь мусор с бойни. В итоге за месяц я там на 8 кг похудел — был 74, стал 66.
Били в основном поросят, иногда коров. В принципе поросят могу прям профессионально разделывать, научился. За смену мы иногда по 70 туш разделывали. Это самые жесткие периоды. Работали там в основном зэки, мой друг — один из немногих, кто иначе туда попал. Кстати, он рассказывал, что в Европе людей после семи лет на бойне отправляют на пенсию. Чтобы психика не нарушалась. Но он дольше работал.
Я 40 дней продержался — и этого хватило с лихвой. До сих пор помню первый день работы. Захожу в цех, там поросенка режут, и он головой начинает мотать — и мне кровь прямо в лицо — фух. И Леха — мой друг — поворачивается и говорит: «Саня, добро пожаловать в ад».
— Как вы оказались в «Алании»?
— Газзаев искал массажистов для клуба. Спросил у Миши Насибова (легендарный массажист ЦСКА. — «Матч ТВ»), есть ли кто на примете. А ему меня посоветовал как раз врач Хохлов, тоже работавший в ЦСКА. Так и оказался в «Алании». Первое, что сказал Газзаев при встрече: «Мне нужны хорошие работники. Не подведи меня».
Я еще игроком мечтал попасть в «Аланию». Помню, как будучи в «Моздоке», нас возили на игры во Владикавказ, если с нашими не совпадало. Поэтому знал вообще всех игроков той чемпионской команды. Запомнилась особенная атмосфера на стадионе. Бешенный ажиотаж был на любой матч.
Поэтому рад был попасть в «Аланию», пусть и не как игрок. Это точно был шаг вперед — мы играли в финале Кубка с ЦСКА (проиграли 1:2 — прим. «Матч ТВ»), вышли в РПЛ, играли в Лиге Европы. Нам немного не хватило, чтобы пройти «Бешикташ». В гостях нас прибили: пропустили из вне игры и с пенальти, которого не было. 0:3. Но дома почти отыгрались — одного гола не хватило.
— Каким запомнился Газзаев?
— Строгий, от всех требует дисциплины. Во время тренировок, например, нельзя было даже присесть на лавочку, если устал. Ты ведь и так целый день на ногах работаешь. Но, несмотря на это, Газзаев считал, что каждый в штабе должен быть рядом с моментом, видеть все эпизоды, чтобы быстро среагировать, понимать характер травмы, моментально оказать помощь.
— Один футболист мне рассказывал: «Когда заходишь в кабинет к Газзаеву, то кажется, что тебя встречает такой авторитетный мафиози — сигарный дым, очень уверенный в себе человек».
— Да, складывался такой образ. Мы же видели, как к нему разные авторитеты приезжали. Он и сам всегда выглядел солидно, занимался собой, держал себя в форме — посещал спортзал, закалялся. Ему тогда под 60 было, а он в Турции ходил в море купаться — вода была градусов 10-12. Знаю это, потому что сам регулярно закаляюсь. Иногда вместе плавали.
— В гневе страшен был?
— Суров. Помню, к нам приехал бразилец Вандиньо. Неудачно вышел на замену — за 20 минут всё потерял, падал, спотыкался. А мы играли принципиальный матч с ЦСКА, проиграли 0:2. Заходит этот Вандиньо в раздевалку, а там Газзаев. Говорит переводчику: «Переводим ему досконально». И начал на него орать: «Я тебя сейчас на куски порву и в чемоданах отправлю обратно в Бразилию». Самое любопытное, что я потом захожу спустя 15 минут в автобус, смотрю, а Вандиньо уже спит на заднем сиденье. Понимаю, что ему вообще пофиг. С трансферами тогда, конечно, много не угадывали. Ну это известная история.
— Пассажиров много приехало?
— Я как футбольный человек понимал, что порой странные люди приезжают. Помню, с Пагаевым выходим индивидуально заниматься с одним из новичков — Мера из Румынии. Мы делали какие-то технические элементы. И Пагаев мне потом говорит: «Саня, если бы я не знал, кто приехал на просмотр, то подумал бы, что — ты. Ты намного техничнее».
Я тогда даже несколько тренировок проводил, если людей не хватало. Поэтому всегда в шиповках был — на случай, если понадоблюсь в двусторонке или квадрате. Как-то перед матчем с «Актобе» в Лиге Европы не хватало людей, вышел на предыгровую. А на бровке стоят Газзаев и президент «Актобе» — мне потом передали этот разговор. Я там вовсю бегал, неплохо смотрелся — и президент спросил: «А это что за парень у вас?». — «А это наш массажист». — «Да, в неплохой форме у вас массажист». Забавно было.
— Штрафы у Газзаева серьезные были?
— Из отпуска можно было 2 кг лишнего веса привести. Но один игрок как-то привез 8 кг, да еще и опоздал на сбор дней на пять. Так он всю зарплату за месяц отдал. За свой непрофессионализм. Неготовым приезжать на сборы Газзаева вообще было рискованно. Нагрузки очень мощные были — без раскачки. Выживал сильнейший — такой естественный отбор получался.
— Дренте застали в «Алании»? Человек в «Реале» поиграл.
— Да, массировал его. Он прям атлет. Ему всё очень легко давалось, когда набирал форму. Поначалу было видно, что он очень хотел показать результат, переживал. Активно восстанавливался после первой травмы, но потом еще раз сломался — и подугас.
А так парень веселый, интересный. Любил рэп, покер, душой компании был. Думаю, ему было комфортно во Владикавказе. Но там, кроме травм, были еще и семейные трудности. Он с женой разводился. Это тоже мешало, наверное.
— Когда поняли, что клуб закрывается?
— Когда перестали платить зарплату. Месяца на три. Пошли слухи, что команды не будет. Но Газзаев давал какую-то надежду. Мы доверяли ему. Он же уполномоченное лицо Путина, но, оказалось, что [люди в клубе] переборщили с аппетитами. В принципе это тоже известная история.
Нам перед отпуском выдали бумагу о задолженностях — у меня было где-то 480 тысяч рублей. Но никому ничего не вернули, хотя обещали. Просто мы не вышли из отпуска, а потом клуб признали банкротом. Знаю, кто-то судился, потратил 30 тысяч на юристов, но не смог вернуть даже больше вот этой потраченной суммы. В офисе продать было нечего — всё находилось в аренде.
Но у меня никаких обид нет. Нам хорошо платили, дали большие бонусы после выхода в РПЛ. Я на эти деньги сразу купил однокомнатную квартиру в Орле. Хотя никаких премий для нас прописано не было. Газзаев — щедрый человек, когда есть результат. Помню, играли в Нальчике, заходит он в раздевалку и говорит: «Сегодня тройные премиальные». — «За что?». — «У меня внук родился». Но мы тогда упустили победу, 1:1 сыграли.
Бердыев — титан, крутая история про Джанаева и про то, как Кокорин кардинально поменял мнение о себе
— После «Алании» вы ездили в «Рубин». Но после месяца сборов ушли. Почему?
— Отработал два сбора, а потом всем решили урезать зарплаты. После сумасшедших финансовых трудностей, когда набирали игроков в 2018-м. На третьем сборе Бердыев удивился: «А где массажисты?» Никого не могли найти за те деньги, которые предлагали.
— Бердыев чем запомнился?
— Титан. Идейный, мыслящий. Грамотный мужичок. Говорил тихо, спокойно, но его слушали. Чувствовалось прям такое уважение. Запомнилось, что он прям по ходу тренировок вносил коррективы. Выбегал человек с макетом — и по горячим следам шел разбор. Как бывшему игроку, было очень интересно слушать.
— Вы дружите с Сосланом Джанаевым со времен «Алании». Есть история, которая характеризует его как человека?
— Был момент, когда Дренте пригласил всех, кто остался в Москве между сборами, на день рождения. Восемь-девять человек собрались. Я забежал на несколько часов, нужно было дождаться поезда в Орел. Потом, когда уже уехал, спрашивал Сослана: «Как посидели?» Тот отвечает: «Нормально». Оказалось, что Дренте никого не угощал, сказал, что денег нет. В итоге стол закрывал Сослан. Понятно, что есть возможности, но далеко не каждый футболист так сделал бы.
Другой важный момент — Джанаев вместе с другим осетином Цаллаговым помогают сотрудникам базы, персоналу команды. Организовывают сбор финансов, свои деньги добавляют и делят на всех, кто не получает премий. Ребята понимают, что мы все в одной лодке. И важен вклад каждого — кто убирает, стирает, готовит.
Кстати, другой осетин — Жора Габулов — помог мне с личным столом для массажа. Когда я начал принимать людей во Владикавказе (после того, как закончил там медицинский колледж), я работал на разбитом массажном столе, который был у клуба. Жора увидел это, говорит: «Купи себе нормальный». Когда понял, что у меня нет денег, попросил показать, какой нужен. Через пару недель мне привезли новый стол, который потом меня кормил несколько лет, когда я ушел из «Алании».
— В чем особенность тренера Федотова, который принес «Сочи» первые медали РПЛ?
— Выделю гибкость. Мужская такая. Он всегда находил выход из любых ситуаций. Решал внутренние конфликты, которые могли разгореться и переродиться во что-то серьезное. Может, действовал иногда в ущерб своим понятиям, но находил подход ко всем. Это реально объединяло. И уверенность. Многие ребята до его прихода были списаны, а при нем раскрывались по-новому. Начинали верить в себя.
— Когда поняли, что команда в том сезоне способна на многое?
— Последний месяц был реальной крутой. Я обычно прихожу за три-четыре часа до тренировки, а тут смотрю, и пацаны начали раньше приходить — за два часа, например. Все что-то делают, лечат какие-то свои болячки, физиоаппаратура вообще не выключалась. Чувствовался этот дух. Причем, никто никого не накачивал — все просто загорелись, стали единым кулаком.
Помню, как перед последним туром с «Динамо» не смогли выиграть, и все расстроились, поникли. А Федотов зашел в раздевалку и сказал: «Теперь нам надо только выигрывать у «Динамо». Это еще лучше, и только на пользу». Так и вышло. Запомнились эти слова.
— Вам медаль дали за второе место?
— Да, потом отдельно награждали восемь-десять человек, кому не досталось медали. Отец, когда увидел, прослезился. Говорит: «Мечтал, чтобы ты был футболистом, но видишь, как получилось — выиграл что-то в футболе в качестве массажиста».
— Вы пересекались с Кокориным в «Сочи». Какой контакт сложился?
— Я сначала присматривался, думал, что за хулиган. Мне запомнилось, как он с Чантурией из «Алании» закусился несколько лет назад. Тогда думал: «Ну что за тип?» Но теперь у меня совершенно другое мнение — противоположное. Увидел, что парень не раздолбай, не отбывает номер. Очень впечатлила его целеустремленность. Было видно, что хотел доказать.
Мы сдружились с его массажистом — Сергеем Колесниковым. Часто Кокорин и Джанаев приглашали нас в баню на восстановление. Они прям ездили в специальные профессиональные бани в горы. То есть ни пива, ни покушать, а только баня с профессиональными парильщиками часов на пять.
Помню, еще удивлялся, вспоминая свои времена. Когда мы во второй лиге тоже в баню ходили, так всегда было пивко, картишки. А это совсем другой уровень. Профессионалы. Поэтому Саша у нас и забивал.
По человеческим качествам Кокорин тоже впечатлил. Скромный отзывчивый парень. У сына был день рождения, попросил Сашу фотографией и росписью поздравить. А он говорит: «Давай видеообращение снимем!» И он такую речь выдал: «Знаю, что карате занимаешься, успехов тебе, не ленись». Сын прям офигел, когда я ему отправил: «Нифига себе, мне Кокорин такого нажелал».
Жаль, что Саша ушел из «Сочи». Большой талант, всё есть. Но потом почему-то затерялся.
— Его мышцы после тюрьмы в нормальном состоянии были? Срок мог как-то сказаться на последующих травмах?
— Нет, конечно. Я с ним не работал раньше, но в «Сочи» у него всё было в порядке. Все мышечные тесты проходил хорошо. Каких-то серьезных хронических проблем не было. Не знаю, что с ним потом случилось. Тут очень много факторов — от тренировочного процесса до воды, которую ты пьешь.
— Нобоа — 37, и со стороны он порой кажется грузным, но на поле он лучший. Как так?
— Всё у него нормально. Он до сих пор больше всех пробегает в команде — несколько игр подряд так было. Это само за себя говорит. Плюс правильно восстанавливается. Чуть ли не последний уходит из тренажерки. Молодым постоянно его в пример ставлю: «Смотрите, как человек работает. А вы в телефонах сидите все. Лучше поучитесь и больше внимания уделяйте себе. Это золотое время, которое потом не вернешь». Могу их так чуть поругать, потому что понимаю, что всё может оборваться в любой момент. Один стык — и карьера закончена.
***
— У «Сочи» пять массажистов. Это много.
— Обычно два массажиста в команде, а в «Орле» я вообще один работал. Но это очень большая нагрузка. По четыре-пять часов, не отходя от стола. Плюс мы все чуть разноплановые специалисты: один больше с суставами работает, второй — больше классический, другой — пожестче и так далее. Мы все дополняем друг друга. Футболисты не готовы ждать больше полутора часов после тренировки. Поэтому наши руководители молодцы, что создали такой штат. Всё успеваем, всё охватываем.
— Вы 15 лет работаете массажистом. Как цель дальше?
— Есть желание учиться, совершенствоваться. Сейчас заинтересовался массажем живота. Это очень важная тема: если живот не в порядке, то ничего правильно работать не будет. Например, болит колено, а это на самом деле связано с застоем в желчном пузыре. И нужно с ним работать, чтобы происходил отток желчи — и суставы лучше смазывались, переставали скрипеть. Или пришел ко мне человек, говорит, что болит спина, не может согнуться. А я смотрю — спина тут вообще не причем. Поработал с животом — боли ушли.
Уже был на курсах по массажу внутренних органов в центре Огулова. Теперь хочу на более полный курс попасть туда. Чтобы работать не только руками, но и головой. Более вдумчиво. Хочу этим и футболистам помогать, и себе, и близким. Потому что уже на себе прочувствовал, что это может существенно улучшить качество жизни.
- «Посоветовался с семьей и решил играть за сборную России». Коваленко — о первом вызове, Карпине и космическом «Зените»
- «Кассьерра играет, как баскетбольный центровой, — мало движений». Итоги первой трети сезона в России от Орлова
- «Решение о моей отставке из «Химок» принимал не Ульянов, этого захотели свыше». Интервью Сергея Юрана
